Новому поколению выбирают Чечню

Утверждая в предыдущей статье («Невское время», 1995, 21 января), что подготовка к резкой перемене в политике и агрессии в Чечне началась еще весной 1994 г., я привел один факт: назначение Н. Егорова на пост министра по делам национальностей. Но это был симптом не единственный.

Другим симптомом, еще более важным и тревожным, на который весной обратили самое пристальное внимание, было заметное увеличение плана призыва. Я писал об этом в статье «И ужас народа при слове «набор…» — Петербургу весной спустили план совершенно нереальный.

Вот данные, приведенные горвоенкомом А. Обуховым в декабре 1994 г.: «… вызову подлежали 23200 чел., оповещены были 20000 чел., прибыли 15000 чел., годными оказались 9865 чел., призвали 5304 чел., по состоянию здоровья негодными были признаны 4822 чел., на дообследование направили 1867 чел., уклонились без уважительных причин 4465 чел.»

Итак, были призваны 5304 чел. При том, что обычно в Петербурге призывали по 4000 человек. По данным организации «Солдатские матери С.-Петербурга», план призыва петербуржцев на весну 1994 г. был спущен в объеме 6800 чел.; те 5304 человек, которые были реально призваны, военкоматы отлавливали с помощью ОМОНа, проявляя неизвестные ранее рвение и жестокость (студентов уводили чуть ли не из аудиторий). Все удивлялись: почему растет план призыва одновременно со все более миролюбивыми заявлениями руководства страны; к какой войне Россия готовится?

Теперь кое-что прояснилось. Именно весеннему призыву 1994 года суждено было стать «пушечным мясом» в уже тогда намеченной чеченской войне. Видимо тридцатипроцентное увеличение количества призывников в Петербурге весной 1994 г. (по сравнению с предыдущим призывом) имело своим тайным обоснованием именно планы агрессии. И такое увеличение плана призыва коснулось всей России. Недаром министр обороны Грачев весной пытался объяснять цели увеличения — от него это потребовали — поддержанием обороноспособности страны, заодно отрицая факты дедовщины в армии и оправдывая бесчисленные нарушения прав человека при самом призыве. 1 апреля он даже нашел время — в целях поправки имиджа — встретиться с интеллигенцией и снисходительно объяснил, что армия нуждается не в разоблачениях дедовщины, а в шефских концертах. Цинизм Грачеву был всегда свойствен.

Сейчас же, когда в связи с чеченской бойней гражданский контроль за армией усилился, случайно обнаруживаются любопытные факты, пока еще не получающие сколь-нибудь разумного объяснения. Скажем, в военном билете рядового одной из частей Ленинградского военного округа (фамилия мне известна) в графе «Военно-учетная специальность» стоит странная запись: «за штатом». Как будто речь идет о профессоре или консультанте. Может быть, «внештатные солдаты» нужны для финансовых махинаций? Или на случай боевых действий, когда возникнет убыль личного состава?

Солдат сейчас не хватает, в Чечню отправляют все новых и новых, и отсюда многочисленные нарушения: с одной стороны, здравого смысла, с другой — законов, указов, приказов, директив.

Во-первых, опираясь на приказ Президента №1367 от 13.09. 1993, приказ МО №437 от 16.09.1993 и директивы Генштаба ВС от 24.09.1993 №315/2/0900 руководство округов предложило (не приказало, лишь предложило) «призывников, состоящих в законном браке, направлять в части и соединения, дислоцированные в пределах своей области, края, республики». Это «предложение» не выполняется, и уже есть заявления, в которых говорится о таком нарушении.

Во-вторых, на основании тех же указа-приказа-директив руководство военных округов предложило «активизировать работу по отбору призывников, сержантов и солдат в в/части, дислоцирующиеся за пределами России — 201 МСД, 140 СВА, ГРВЗ. Направление в эти части допускается только в добровольном порядке (согласия родителей не требуется), при этом в зоны межнациональных конфликтов направлять только в/с после прохождения ими 6 месяцев службы».

Фактов, свидетельствующих о нарушении этих положений, я не имею. Однако тут важнее другое: разве логично, что в Абхазию можно посылать призывников только в добровольном порядке и после 6-месячной службы и подготовки, а в Чечню, где идет война, соблюдения этих элементарных условий не требуется? В чем в конце концов разница между Абхазией и Чечней с точки зрения рядового? Никакой. Все это выходит за границу здравого смысла. К тому же одним из самых распространенных нарушений продолжает оставаться отправка в Чечню необученных солдат, к тому же прослуживших едва месяц.

«Мой сын Свойкин Александр Евгеньевич 1972 г. рождения (образование — 3 курса ин-та связи им. Бонч-Бруевича) был призван в армию 7 декабря 1994 года в войска связи — в/ч 44085 «Б», д. Тайцы Гатчинского р-на, принял присягу 24.12.1994 г. …Занятия по курсу обслуживания радиостанции начались 2 января 1995 г. в учебной части… 19 января с.г. неожиданно, без всяких оснований, сын был направлен в Краснодар — Грозный, о чем он сам сообщил по телефону с Московского вокзала…» О том, что А. Свойкин не желал ехать в Чечню, можно и не говорить.

Именно война в Чечне продемонстрировала, что в нынешних условиях, когда социальное обеспечение (пенсии, пособия, и т. п. ) не избавляют от нищеты, служба в армии ставит семью, у которой отнимают единственного кормильца, в условия поистине экстремальные. Вот, например, заявление Н. Семеновой, 20-летнего сына которой отправили на Северный Кавказ: у нее нет мужа, зато есть еще трое детей — 16 и 14 лет и трехмесячная дочь. Сын пошел в армию в мае 1994 г., военкомат тогда обещал, что сын будет служить в ЛенВО. Теперь он в Чечне…

Другой документ: рапорт, который написал солдат, покинувший полк, подготовленный к отправке в Чечню. Из рапорта видно: у солдата есть ответственность не только перед беспощадным государством, но и перед семьей. А семья его — это больная мать и бабушка, инвалид 1-й группы (к рапорту приложены соответствующие медицинские документы). Теперь солдат просит командующего ЛенВО вернуть его на прежнее место службы, просит не посылать в Чечню по семейным обстоятельствам, ибо «кроме меня у моей мамы и бабушки никого нет и они никому не нужны».

В этой простой фразе солдата, фамилию которого я не имею права назвать, сконцентрирована самая суть антигуманной акции государства: у семей готовы отнять единственных кормильцев. Государство почему-то решило, что новое поколение в любой момент и с радостью («с улыбкой») готово расстаться с жизнью по прихоти начальника не самого высокого ранга. Именно поэтому наши солдаты вынуждены оставлять воинские части, направляемые в Чечню: они защищают себя от обезумевшего военного начальства и действуют в состоянии той самой крайней необходимости, которая предусмотрена ст. 14 УК РФ.

Процитирую: «Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам государства, …личности или правам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред».

Матери солдат так и рассуждают: пусть лучше отсидит в тюрьме, чем бессмысленно погибнет в Чечне. Войну люди рассматривают как преступление, на которое солдат толкает группа, временно захватившая власть в России.

Между прочим, в проекте нового закона «О воинской обязанности и военной службе» предусмотрено, что от воинского учета и службы освобождаются россияне, постоянно проживающие за границей (ст. 8, п.1). Так что в скором времени можно будет не садиться в тюрьму, а отсиживаться где-нибудь на Украине, если родительские средства не позволяют отправить призывника в Финляндию или, скажем, Штаты.

Иной раз возникает ощущение, что и сама «преступная группа», развязавшая войну, смотрит на нее как именно на преступление, следы которого надо по возможности скрывать. Отправку солдат на войну обставляют бессмысленной таинственностью, внедряют режим секретности. По признанию подполковника М. Ю. Малофеева, командира в/ч 67616 (полк, входящий в дивизию миротворческих сил), которое он сделал Э. Поляковой, председателю правозащитной организации «Солдатские матери», даже в афганскую войну у военнослужащих были медальоны с указанием фамилии и прочих данных. А в Чечне заставили снимать даже знаки воинского различия. Потом нет возможности распознать трупы… Не исключено, что делается это с умыслом, поскольку по закону «О дополнительных гарантиях и компенсациях военнослужащим, проходящим военную службу на территориях государств Закавказья, Прибалтики и Республики Таджикистан, а также выполняющим задачи по защите конституционных прав граждан в условиях чрезвычайного положения и при вооруженных конфликтах» в случае гибели военнослужащего его семье должно выплачиваться единовременное пособие в размере 10-летнего денежного содержания (при травме, ранении, контузии — в размере 5-летнего). А так — пропал без вести и никаких пособий.

В рапорте одного солдата, покинувшего свою часть, говорится о том, что как только их 29 декабря 1994 г. наметили к отправке в Чечню, сразу же забрали военные билеты, потом долго держали под замком то в клубе, то в казарме, не давали звонить домой, не отправляли письма, которые солдаты писали домой…

Кстати, рапорт интересен и тем, что дает достаточное представление об аморальности командиров: они две недели держали солдат взаперти, обещали, что будут чему-то обучать (то в течение пяти месяцев, то трех), что в Чечню отправлять не будут, что служба пройдет в ЛВО, что все скоро позвонят домой, дадут телеграммы (солдаты спрашивали: почему скоро, почему не сейчас?). А 12 января «нас построили и зачитали списки, сказали, что этих людей переводят в другой учебный центр, меня в этих списках не было. Уезжали 45 человек, их сразу же увели, и нам даже не разрешили с ними попрощаться. На следующий день мы узнали, что их отправили в г. Солнечногорск, а оттуда они поедут в Чечню». Так двухнедельная ложь вскрылась.

Но особо выразительно ситуацию характеризует подписка о неразглашении, которую вынуждают делать некоторых солдат. Об этом в организации «Солдатские матери» рассказал солдат, воевавший в составе сил быстрого реагирования. 29 декабря 1994 их собрали по тревоге, сказали, что отправляют в Чечню, потом провели инструктаж. На нем говорили: «Так как мы служим в этих силах, мы возможно пойдем в первой волне атакующих… Поэтому если мы что-то там увидим…, мы ни в коем случае ничего журналистам не должны говорить, а если потом на суд вызовут по этим делам, то эта подписка освобождает нас от дачи показаний».

Сама «Подписка» стандартна: «Я… обязуюсь не разглашать особой важности, совершенно секретные и секретные сведения, которые мне будут доверены или станут известны по службе (работе). Я также обязуюсь беспрекословно и аккуратно выполнять относящиеся ко мне требования приказов, инструкций, положений по обеспечению сохранения государственной и военной тайны и режима секретности… Мне объявлено об ограничении выезда за границу, а также о запрещении посещать посольства, миссии, консульства… а также вступать… в контакты с иностранцами без разрешения на это командования части (штаба, учреждения), где я служу (работаю), или компетентных органов советской власти (в армии она еще не отменена! — М.З.)… Об ответственности за разглашение сведений… я предупрежден». И дата: 29 декабря 1994 г., подпись начальника особого отдела, некоего майора, проводившего инструктаж.

Конечно, армия имеет право на секреты, это очевидно. Но вопросы тем не менее возникают. Почему подписку взяли у солдат именно перед отправкой в Чечню? Что должны были увидеть солдаты при штурме? Может быть готовилось использование неконвенциональных средств ведения войны? Или все-таки главный страх военное руководство испытывает перед журналистами — то есть перед правдой об армии, о войне в Чечне? И почему майор говорил «о суде по этим делам»? По каким делам?

Ответов мы пока не знаем, но ясно, что знаем мы о ведущейся войне очень мало, а то, что знаем, не исчерпывает всей истины. Важно, однако, зафиксировать, что в армии хорошо ощущают преступный характер всей этой операции, не поддержанной ни общественным мнением, ни СМИ, ни Думой, ни Советом Федерации.

Они к нам не вернутся — их, отважных, полных сил,
Отдали в жертву, обратили в прах;
Но те, кто их в дерьме траншей бессовестно сгноил,
Ужель умрут в почете и летах?

Генералы наши, конечно, не читали Киплинга, но опасность для себя лично ощущают хорошо. Чтобы у солдат, которых готовят для штурма, брать такие подписки о неразглашении неизвестно чего, пуще всего боясь журналистов и суда, — такого еще не было.

А может быть спецподразделения приготовили для депортации чеченцев? Да, власти решительно опровергли эти слухи, но ведь есть два двусмысленных документа за подписью В. Черномырдина (которого нынче изображают едва ли не противником войны). Это, во-первых, распоряжение правительства №1887-р от 1.12.1994 и постановление правительства №1361 от 9.12.1994. Во втором документе пункт 24 предписывает Федеральной миграционной службе «обеспечить при реализации Федеральной миграционной программы первоочередное финансирование мероприятий по комплексному расселению беженцев и вынужденных переселенцев Чеченской республики», причем в контексте всего документа можно понять, что речь идет не только о территории самой ЧР.

Первый же из названных документов вызывает еще более уверенные ассоциации со сталинской депортацией: «В целях организованного проведения мероприятий по оказанию необходимой гуманитарной помощи мирному населению ЧР, нуждающемуся в эвакуации, создать оперативную группу под руководством министра… С. К. Шойгу. Включить в состав оперативной группы заместителей руководителей Минобороны России, МВД России, ФСК России, ФМС России, МПС России, Минтранса России…»

Итак, эвакуацией чеченцев будут заниматься военные, милиция и контрразведка: они погрузят, а МПС и Минтранс отвезут… Совсем как во времена милейшего Лаврентия Павловича. Правда, тогда предварительно не бомбили города и деревни, зато теперь демократия, поэтому надо, чтобы люди все делали добровольно. А если лишить жилищ, то люди впрямь сами попросятся в эвакуацию. Может быть, смысл «войны алой и белой рожи» заключен в этом?

( «Невское время», 1995, 28 января )